Питер Белсито – Человек С Собаками


.

Интервью с ДЖЕЛЛО БИАФРА из книги “Записки из поп-подполья”
Сан-Франциско, май 1985
Photo: Ed Colver
.
В ДЖЕЛЛО БИАФРЕ есть нечто мессиан­ское; когда берешь у него интервью, это осо­бенно бросается в глаза. Кажется, что он — носитель истины. Не той единственной, вечной истины, но истины его собственной, необходи­мой психологии артиста, который последова­тельно и убежденно занимается своей музы­кой как идеей. Я всегда восхищался Dead Kennedys, однако у меня не было такого сильного впечатления от группы, какое я по­лучил от самого Джелло, его характера и спо­собности избегать ям и каньонов посредст­венности.

Это интервью состоит из двух ночных мара­фонов вокруг моего кухонного стола. Честно скажу, оно было одним из самых трудных — многое Биафра держал в резерве. Сам он считает себя личностью негативной, но я сильно подозреваю, что эта самая негатив­ность суть не что иное, как защитный заслон, помогающий Джелло Биафре выжить.

ПБ: Dead Kennedys исполнилось уже шесть лет…

ДБ: Да, это так. Оглядываясь назад, я ду­маю о том, что, в общем, немногие группы или даже компании людей могут быть инте­ресны в течении шести лет. Посмотрим, что будет дальше… Я не буду заходить так дале­ко, чтобы сказать, что ни одна группа не мо­жет существовать свыше трех лет кряду, но… посмотрим, что будет дальше.

ПБ: Это меня удивляет. Есть ли резон до сих пор тянуть хардкор-шоу?

ДБ: Ну, скажем, нам это нравится. Это та са­мая музыка, которую нам нравится играть. Это наш любимый способ выражать себя. Да­же когда два или три года назад аудитория изменилась к худшему, мы напряглись и за­дали себе вопрос: “Смогут ли они оттолкнуть нас от нашей музыки или мы продолжаем иг­рать то, что хотим и постараемся хоть что-то донести до них?” Видишь ли, в нашей музыке есть какая-то изначальная энергия, которую не найдешь в так называемой “взрослой” му­зыке. В диско, скажем.

ПБ: То есть ваша музыка — музыка для ма­лолеток?

ДБ: Нет, так о ней говорят те, кто претенду­ет на взрослость.

ПБ: А почему это не музыка для малоле­ток?

ДБ: Я не влезаю особо в аналитические тон­кости. Это можно только почувствовать. Чувст­вуешь — замечательно. Нет — нет. Это про­блема сердца и души.

ПБ: Тебе сейчас двадцать пять?

ДБ: Двадцать шесть.

ПБ: Ты считаешь себя взрослым?

ДБ: Надеюсь, что нет. Я слишком мало раз­вит для этого… в некоторых областях. Но во многом я хотел бы остаться таким, как сейчас. Когда я учился в школе, мне круто приходи­лось. Все вокруг только и говорили о том, как они поступят в ХОРОШЕЕ учебное заведение, как сделают УСПЕШНУЮ карьеру. Меня как- то притащили в кабинет консультанта и стали задавать всякие идиотские вопросы: “Что ты собираешься делать для своей карьеры”, “ка­ковы твои планы”… Я НЕНАВИЖУ планы (сме­ется). О каких планах может идти речь, когда вся жизнь — одно большое приключение? Особенно когда кто-то строит их для тебя… Консультант запихнул все мои ответы в ком­пьютер и стал ждать ответа, чтобы выяснить в каком направлении я должен заниматься своей карьерой… И компьютер выдал, что мне надо стать ассистентом зубного врача. Дерьмо такое! Я хлопнул дверью и больше у консультанта не появлялся.

И я счастлив, что никогда не воспринимал всерьез все, что относится к “карьере”. Ду­мать о смысле каждой секунды — нет, от это­го я чувствую себя параноиком. Даже когда у меня перед глазами часы, я чувствую себя подавленно, словно кто-то владеет мной и ис­пользует по своему разумению.

ПБ: Расскажи, как создавалась группа.

ДБ: Как-то раз я заглянул в Aquarius Records* и увидел там объявление: “Гитарист хочет присоединиться к — или основать груп­пу новой волны”. Я позвонил, и это оказался “Ист Бэй” Рэй. Клаус “Флоурид” тоже позво­нил Рэю… Так или иначе, собрались мы. Я предложил название Thalidomide, но оно ни­кому не понравилось. Рэй предложил The Sharks — он только и думал тогда, как бы по­нравиться какой-нибудь фирме грамзаписи, чтобы заключить удачный выгодный контракт. Тогда я предложив Dead Kennedys. Его при­думали какие-то люди в Колорадо, но у них не хватило пороху воплотить его в жизнь. А мне показалось, что оно наиболее провокаци­онно и может вызвать сильную реакцию, не­важно — позитивную или негативную… Я стал всем рассказывать про нашу группу, и в кон­це концов мы пошли к Дирку Дирксену в зал Mabuhay gardens. Он сказал, что для решения вопроса о нашем выступлении ему нужна за­пись, пресс-релиз о группе и глянцевое фото 8.5 х 11, а без этого всего он и говорить с на­ми не станет. Мы сделали гаражную демо-запись, написали фиктивный пресс-релиз. Карлос — парень, с которым я часто встречался на концертах в Mabuhay, позировал на фото как барабанщик — его группа Mailman распа­лась неделей или двумя позже, и он пришел к нам вторым гитаристом. Его все звали “6025” — он нашел на улице старый номер­ной знак, притащил его на репетицию и ска­зал: “Вот моя новая идентификационная кар­точка”…

И я долбил, долбил, долбил группу OFFS, игравшую в Mabuhay, чтобы выступить перед ними, и в конце концов договорился. Но черт возьми, у нас не было барабанщика! Прямо перед концертом к нам присоединился Брюс Шлезингер… Дебют состоялся 19 июля 1978 года, и после этого мы просуществовали еще неделю.

ПБ: Чем занимался Рэй до того, как повесил свое объявление? Какой жизнью он жил?

ДБ: Он играл в группе GRUISIN*, которая в ноль снимала музыку 60-х годов, они даже выпустили сорокапятку.

ПБ: А Клаус?

ДБ: В Бостоне он играл в какой-то ритм-н- блюзовой группе, потом на басу в хэви-ме- тал/трио FROGG. Представляешь? И, по-мое­му, он был в раннем составе Human Sexual Response, в Moon over Miami и в Magic Terry & The Universe.

ПБ: Брюс?

ДБ: Ошивался вокруг сцены, я думаю. По­нятия не имею, где он брал деньги на жизнь. Когда-то он учился на архитектора, но я не уверен, что он там именно учился.

ПБ: Какова же была реакция на ваш дебют?

ДБ: Мы так разнервничались, что 25-минут­ную программу отыграли за десять минут. А реакция… она зависела от каждого конкретно­го человека. Наша желудочно-паралитическая музыка — о, это был тогда дорогой продукт. Знаешь, как будто кто-то вываливает собст­венные кишки на всеобщее обозрение. Кто-то, может быть, хотел присоединиться к нам, остальные ужасались. Тогда терроризировать зал быЛО просто — тусовки были поменьше, да никто и не предполагал, что будет ТАКОЕ. Тусовка вовсе не собиралась слушать Dead Kennedys.

Я насквозь прорезал несколько первых ря­дов и атаковал тех, кто сидел сзади. Им, зна­ешь, было так приятно смаковать ВКУСНЫЕ НАПИТКИ, курить ХОРОШИЕ СИГАРЕТЫ, си­деть в МЯГКИХ КРЕСЛАХ, пассивно наблюдая то, что творится на сцене. Было просто необ­ходимо подбежать к ним, перевернуть столи­ки, вылить на них пиво, затушить сигареты об их тупые лбы, короче, вернуть их к реально­сти. Сказать им: “Вы уже не в безопасности”. Дирку Дирксену это не очень-то понравилось, он угрожал запретить нас…

ПБ: Тогда о вас написали в Search & Destroy. По-моему, это был первый отклик в прессе.

ДБ: Да, там было одно из лучших интервью, которые я давал когда-либо. Вся та фрустра­ция, которая восемнадцать лет копилась во мне, как в бутыли, вышла наружу. Мы гово­рили напыщенно, мы бредили, но что-то в этом было. Мы говорили то, о чем тогда никто не говорил. Совсем как те, кто пытался улуч­шить это общество в шестидесятых, а потом стали тупыми и консервативными, как их ро­дители, и старались запихнуть все эти измене­ния под спуд. Сейчас это называется пробле­мой юппи. Search & Destroy был лучшим фан-зином, когда-либо издававшимся. Они были первыми, они чувствовали, что времена при­ходят опасные, и было такое ощущение, что вот эта сырая, отталкивающая музыка и визу­альные искусства суть начало нового подъема. “БИТЛЗ в шестьдесят четвертом — мы в семьдесят седьмом — семьдесят восьмом. Мы находились в том самом месте в то самое время. Мы видим новый подъем, и это наш подъем. Как здорово будет освободить лю­дей от этих семидесятых!” Вдохновляюще на­ивно… Когда-нибудь я расскажу внукам, что САМ видел The Avengers.

* Магазин в Сан-Франциско, в котором продаются пластинки независимых фирм — П. Б.

This entry was posted in pop culture, Zine Scene and tagged , . Bookmark the permalink.