ДБ: Вот ты все говорил: “Так что же должно быть сделано?” Я думаю, что то, чего мы хотим, те минимальные изменения потребуют очень долгого времени. Они трудны для поколения, основным занятием которого является переключение телевизора с одного канала на другой, но их нужно почувствовать, чтобы люди, наконец, отделились от этой потребительской культуры. Это не значит, что они должны сидеть ночами на кухнях и говорить об угнетаемом пролетариате, нет. Мы считаем, что добиваться изменений — это удовольствие. Не то, что от диснеевских зверушек, но и не мрачная аскеза, которую обычно понимают под словом “борьба”. Борьба может быть веселой. И черт меня подери, если, включившись в эту борьбу, я отброшу все, что мне было дорого в прошлом. Считать, что борьба требует от тебя забыть все, что было до этого — значит, отсекать дух человеческий так же, как это делают церковь и школа. Мы хотим чтобы люди себя уважали. И поэтому я не откажусь от своих поездок за город, чтобы забыть все городское дерьмо, и не откажусь от походов в магазин за пластинками. Это мое, и я это не отдам.
ПБ: Это то, что тебе нужно?
ДБ: Это дает мне возможность чувствовать себя собой. Самоуважения и мира в душе трудно достичь, если этим не делиться с другими. Но мы не католическая церковь. Все, о чем я говорю, должно стать альтернативой церкви.
ПБ: Остается только обзавестись прихожанами, чтоб ходили за вами и копировали все, что вы делаете — вплоть до вашего внешнего вида.
ДБ: Ну нет, этого нам как раз не надо. Мы не проповедники и нам нужны люди, а не обезьяны.
ПБ: Ты думаешь, что и от публики можно чему-то научиться?
ДБ: Я бы хотел этого. Я не буду говорить с людьми так много, как мне хотелось бы — я сделал попытку удержать Dead Kennedys от этого превращения в замкнутый жизненный стиль, изолированный от реальности. Но в то же время я отчетливо осознаю, что 90% по-настоящему интересных людей, которых я встречал в своей жизни, возникали в связи с нашей группой.
ПБ: Если бы тебе пришлось сравнивать себя с каким-нибудь историческим лицом, кого бы ты выбрал для сравнения?
ДБ: Бог мой, мне надо подумать… Наверное, это папа Иоанн Павел I. Он провел годы в борьбе, надеясь достичь вершин власти, и в конце концов это ему удалось. И что же дальше? Через месяц после того, как он стал папой, он умер в своей резиденции. Достиг вершины и — откинулся.
И вот о чем я думаю в связи с этим. Подумай, скольких идиотов, рвущихся к власти, можно убрать с дороги, если пригласить их в Вашингтон побыть президентами — каждого на месяц! Даже Советы въехали в эту идею (? — А. Л.). Нет пути лучше, чтобы стряхнуть паутину с этого замшелого Политбюро.
ПБ: В античной Греции во времена матриархата король правил год, а затем его приносили в жертву богам. Но, по-моему, все это изменил Тезей. Ладно, оставим это. Скажи, а каков другой Джелло Биафра? Разве ты не играешь дурачка в театральных декорациях рок-н-ролльной тусовки?
ДБ: Относительно. Мне, в общем-то, удается изображать на сцене дурачка. Отчасти я это делаю (особенно в сатирических песнях), чтобы облажать кое-какие вещи.
ПБ: Многое из того, что было сказано и написано о панке, носило негативный оттенок. Я, например, читал рецензию на фильм о гастролях группы Social Distortion, в которой говорилось, что люди на сцене — чудаки и уроды, и это звучало уничижительно…
ДБ: А те, кто вложил деньги в эту киношку — это люди, которые хотели бы держать антиденежную культуру под ковром. Они, например, находят какого-нибудь торчка, делают про него кино, где обсирают с головы до ног, а потом продают эти видеокассеты тинэй- джерам.
Еще в 1977 году в Time писали: “О, эти панки жутки, они головорезы, они носят сырое мясо на одежде”… Все, что они сказали о The Germs, так это что Дарби Крэш обмазался с ног до головы ореховым маслом. Ни слова о текстах, о музыке… Это распространено в Лос-Анджелесе, где даже “художественные” еженедельники рассказывают жуткие истории о том, как кого-то пырнули отверткой на концерте Black Flag и о массовых драках на концертах Adolescents и Circle Jerks. Если даже и были единичные случаи, то после этих статей драк становится больше. Нет пути лучше, чтобы свести все к примитивным побоищам. Читая такие статьи, всякая урла перезванивается: “Слушай, а панки любят драться, оказывается, сходим-ка и навешаем им всем!”
ПБ: И что же вы делаете, если публика на концерте состоит из урлы?
ДБ: Я с таким не встречался.
ПБ: Ну, я не имею в виду — целиком из урлы…
ДБ: Такие люди бывают на наших концертах. Я предпочитаю высказать в микрофон все, что я о них думаю, и предположить вслух, что есть способы потратить энергию поинтереснее, чем молотить других людей.
ПБ: Ты неоднократно был жертвой насилия из-за радикальности и сатирической направленности текстов песен. Мне кто-то говорил, что около твоего дома взорвали дерево…
ДБ: Да, прямо рядом с домом. Это сделал сын… (известного сан-францисского артиста). На следующий день после этого две женщины сошли с ума. И этот тип еще, собирался напасть на Дирка Дирксена. Да, на меня нападали. Как-то мне даже попало бутылкой по голове. Нападали на мой дом, на моих друзей. Мне все время угрожали…
ПБ: Так относятся только к Dead Kennedys?
ДБ: Нет, конечно.
ПБ: То есть это вообще проблема панк- групп?
ДБ: Да. Правда, все это больше относится к Англии. Британская пресса, всегда заявлявшая, что она — лучший друг культуры, способствовала возникновению различных группировок и борьбе между ними. Даже между теми, кому нравилась одна и та же музыка. Там есть анархо-панки, Exploited-панки и скинхеды; они бьют модов, тедов и хэвиме-таллистов. Это становится похожим на комиксы, хотя совсем не смешно. Эта сегрегация, в которой доминирует желание заявить о себе, поддерживается и подогревается медиа.
ПБ: Но давление-то одинаково для всех.
ДБ: Да, но медиа все время сообщает : “Так делают все”, даже если так не делает никто.
ПБ: Твои родители сильно на тебя давили?
ДБ: Знаешь, не сильнее, чем все остальные, которым хотелось бы видеть меня членом пожарной команды или клерком. И я думал: чего же мне хочется? Сидеть и писать какие-то бумажки целый день? Нет. Я должен стать кем-то вроде актера. И это мне удастся лучше. И сейчас это шанс есть, а завтра его не будет, поэтому его надо использовать…
ПБ: Ты всегда думаешь о том, что с тобой будет дальше?
ДБ: Больше эмоционально, нежели рассудочно. В принципе у меня в голове всегда есть какие-то мысли относительно того, что надо делать, чтобы не умереть с голоду.
…Людям следовало бы учиться быть самостоятельными. То есть, если брать на детском уровне, нужно самому рисовать картинки, не дожидаясь, пока тебе подарят книжку с картинками.
…у нас бывает такое время, когда мы не видимся неделями, месяцами. Мы отдыхаем друг от друга.
ПБ: И что же ты делаешь в это время?
ДБ: Работаю над мелодиями и текстами, ищу новые идеи. Проблема ведь не в том, чтобы заполнить пустые места, но в том, чтобы слова идеально ложились на музыку, а музыка соответствовала словам. Иногда на достижение этого уходят годы.
ПБ: Ты пишешь всю музыку?
ДБ: Нет, не всю. Я аранжирую почти все, но бывают случаи, когда Рэй или даже все — против, и тогда они предлагают свои варианты. Так было с песней Moon Over Marin. Предлагалось несколько несоединимых тем, и я подумал: подождем немного. Все встанет на свои места. И встало.
ПБ: Да, это очень мелодичная песня. Такая цепляющая за душу гитара и отход от обычной вашей манеры. Это тот путь, которым сейчас идут Dead Kennedys или вы движетесь в сторону, к примеру, Lie Detector?
ДБ: Это тебе решать. В направлениях лучше всего разбираются нью-йоркские критики. Музыку нельзя определить “направлениями”, черт побери! Мы делаем то, что хотим, нравится это кому-нибудь или нет. Мы не думаем по-британски или нью-йоркски: “надо сменить направление и подделываться под то или под это, чтобы лучше проканать”. Нет, это не наш путь. Мы ставим в основу пирамиды сырую, живую энергию панка и стремимся расширить настолько, насколько это возможно без потери энергии, дающей изначальную искру.
ПБ: Многие твои песни персонифицированы — ты поешь от лица владельца автомобиля, человека, которого проверяют на детекторе лжи перед поступлением на работу на пивной завод, человека на пляже после ядерной катастрофы…
ДБ: В этом есть что-то от театра. Не от театрализованного рока типа Элиса Купера, потому что я никогда не употреблял приемы, пока не чувствовал необходимости. Я просто полагаюсь на себя и иллюстрирую текст. Огромную роль играет спонтанность.
ПБ: Ты никогда не думал о заключении коммерческого контракта для того, чтобы обеспечить себе финансовую свободу и спокойно заниматься творчеством?
ДБ: Нас к этому долгое время склоняла Faulty (Products) Promises1. Они хотели снять коммерческий видеоролик к Moon Over Marin. И даже взяли у нас под это дело 12.000 — ни ролика, ни денег мы больше не видели. Неет, на фиг надо — сидеть и думать: “буду писать хит, буду писать хит, буду писать хит”…
ПБ: Но ведь Moon Over Marin стала-таки хитом.
ДБ: Что ты имеешь в виду? На пластинке мне это понравилось, а Рэю — нет. Он считал, что надо было сделать ее потише и поглаже.
ПБ: Нет, я имею в виду совсем не это, хотя и согласен с Рэем. Я говорю в смысле хитовости песни.
ДБ: На фиг надо быть героем комиксов. Снимать видео под фанеру, тьфу! В видео есть только одна мне симпатичная фирма — Target Video (сан-францисская видеокомпания, много снимавшая концертные выступления калифорнийских групп). В этих роликах все как в комиксах, все эти эффекты, все эти зомби из компьютерных видеоигр… Фильм Принса2 — длиннейшее видео из всех, что я видел. Появление MTV — худшее, что произошло с музыкой со времен появления “Saturday Night Fever”3. Песни теряют почву, теряют гуманность…, и смысла в них никакого
1 Биафра играет словами. Фирма называется Faulty Products, но он называет ее Faulty Promises, что в переводе значит “ошибочные обещания”. (А. Л.) 2 Имеется в виду фильм 1984 года “Purple Rain“. (А. Л.) 3 Популярный в конце 70-х фильм с Джоном Траво- лтой в главной роли; фонограмму писали Bee Gees. Фильм стал провозвестником эры диско. (А. Л.)