… online zines


.
Общество было торпедировано этим. Это была диверсия! Search & Destroy с его блестящими фотографиями, убийственной графи­кой… Это было редкое пересечение интере­сов очень разных, но вместе с тем очень близких по духу художников в возрасте от че­тырнадцати до пятидесяти, из самых различ­ных областей искусства, собравшихся вместе для реализации одного проекта. И, естествен­но, неизбежно началась драчка. Стало оче­видно, что силы — под нашим контролем и корпорированные средства массовой инфор­мации считали нас “движением”, но малень­ким и чересчур андерграундным. Тем не ме­нее медленно, но верно раздавалось шипе­ние, а потом и пробка вылетела.

ПБ: Ты считаешь, что Search & Destroy ока­зывал большое влияние на группы?

ДБ: Ну, знаешь, не больше, чем сами груп­пы на себя. Это было что-то, что читают, но ведь в группах играли люди, с которыми можно было говорить. Там обреталось неко­торое количество настоящих людей, которые, валяясь в этом дерьме, пытались реконструи­ровать контркультуру. Было какое-то позитив­ное, ровное давление на людей, которые удивляли друг друга чем-то умным, чем-то новым.

А за что я любил Search & Destroy, так это за то, как они льстили причудливыми статейками и информацией тем людям, которые их под­держивали. Они знали достаточно, чтобы не вешаться на старую рок-н-ролльную вешалку. Их интервью открывались парой вопросов о музыке, а потом начинались реальные про­блемы. То, что меня восхитило во Фриско: идея использовать музыку для каких-то зна­чительных позитивных изменений — как силу, а при этом еще получать удовольствие — так же быстро, как быстры изменения. Не пойми меня неправильно, я всегда был сторонником шоковых ценностей, но мы старались делать шаг за шагом, надеясь, что из этого что-то выйдет.

Если оторваться от наших корней в про­шлом, я думаю, что два главных влияния на ранних Dead Kennedys — это Negative Trend и Screamers. Screamers из-за визуальных дел и еще из-за того, что их музыка была очень ди- версионна. Никто никогда не знал, что они вы­кинут в следующий момент. A Negative Trend — за их желудочный, нутряной гнев. Они были наиболее экстремистской груп­пой — намного более, чем любая политиче­ская группа с тех пор.

Сан-францисская сцена возбуждала во мне мысли типа: “Эге, а я так тоже могу. И если я не сделаю этого сейчас, то вряд ли потом у меня будет подобный шанс. Вот я стою — бесцельный, долбанный свежачок из коллед­жа, а не плохо было бы поиграть в группе, а?”

Быть в группе — это скорее ТЯЖЕЛАЯ ра­бота, чем ВЕЛИКАЯ. Изменения, исследования только начались. Мы хотели быть чем-то уни­кальным и коробящим. Новый вид ада — ад рядом с домом…

ПБ: А что ты думал о том, чтобы заключить контракт?

ДБ: Я всегда старался держаться подальше от всего этого. Новая независимая тусовка бы­ла гораздо интереснее. Ведь на этих мажор­ных фирмах не писались ни Damned, ни Users, ни Half Japanese — а вместо этого одни семи­десятые — снова, снова и снова… Я, будучи жестким и очень критичным фэном — почти фанатиком — чувствовал себя погано, когда люди, чьи записи я любил, подписывали контракт с мажорными фирмами… Были клас­сные сырые команды, а когда их подхватыва­ли большие фирмы, сразу начиналось: “Вам нужен продюсер. Вам нужно сделать хитовый сингл. Вам нужно подчистить звучок-с. Вам нужно то, вам нужно это…”

ПБ: Но большинство этих групп так не поступали.

ДБ: X так сделали. Не надолго их, правда, хватило.

ПБ: Но Х-то Лос-Анджелесская группа, а никто из Сан-Франциско этого не делал — по крайней мере панк-группы.

ДБ: Некоторые думали, что мы так, попи­сать зашли. Но мы-то были Большим Новым Восходом, помнишь? Crime играли круто, пока их не подхватила фирма Sire. То же произош­ло с Nuns и CBS.

Всю весну и лето 78-го люди в индустрии звукозаписи не могли въехать, что наша музы­ка неприемлема как для правительства, так и для них. Было ясно, что не в их интересах пропустить это мимо рук и не попытаться это продать так, как они продали Beatles, Stones и все т. н. “движение 60-х”. Например, Роберт Фрипп намекал, что сам Джимми Картер дал слово не допустить, чтобы кто-либо из “этих людей” рекламировался или подписывал контракт потому, что это может спровоциро­вать новые 60-е. “Ведь мы не хотим этого снова, да?” И последняя американская панк-группа, которую подхватил большой бизнес, Dickies… у них кто-то из родни работал в вы­сшем эшелоне А & М. Они подписали контр­акт и на этом кончились. Мы занимались му­зыкой из любви к ней — и из желания пере­мен. Не было ни грамма желания схватить ра­дугу за хвост.

ПБ: Ты всерьез считаешь, что был шанс вос­кресить шестидесятые?

ДБ: Составляющие-то были налицо, но кое- чего не хватало. Времена были не так тяжелы. Американцы традиционно никогда не делают ничего, связанного с тем, что за пределами их кокона — пока кокон цел. Другими словами, вторая мировая война не имела для них ника­кого значения до тех пор, пока японцы не разъебенили Перл-Харбор… Вот тут наши ВВС и вступили в дело. То же е Вьетнамом — пока твоего соседа-дружка не шлепнули и не при­везли домой в цинкушке, тебя это не колеба­ло. В конце семидесятых не было призыва в армию, не было войны, с экономикой все бы­ло плохо, но не очень. Притом тогда началась культурная депрессия, длящаяся до сих пор; и тогда ситуация была значительно лучше, чем теперь. Из трезвых семидесятых мы при­шли в пустые восьмидесятые. Сейчас в аме­риканской культуре еще меньше человека, чем тогда. Зайди перед Рождеством в мага­зин за подарками для детишек — одни сплошные роботы, даже мягкие! Ты обнимал своего робота сегодня, а?

ПБ: Насколько сильно было влияние Игги в то время?

ДБ: Это было, пожалуй, всегдашнее, без­временное влияние. Но не только Игги — это были и Velvet Underground, и Captain Beefheart, и New York Dolls, Sex Pistols и MC5 — последние, правда, в меньшей степе­ни. Внимание фокусировалось на тех редких бриллиантах, что были в Америке в то время. Seeds не вернулись, но вернулся Игги, а Лу Рид вообще все время был где-то рядом и вышел на орбиту с новым альбомом, одним из лучших. А еще были RAMONES!

ПБ: Что ты можешь сказать о том, что они делали и что с ними стало?

ДБ: Да они просто жизнь мою перевернули! Когда я жил в Боулдере, Колорадо, там не происходило ничего, что имело бы для меня значение. Это же край кантри — Денвер и Бо­улдер, там даже хэви-метал — табу! Все дол­жны были остричь свои когти и бегать по офи­сам, прося, чтобы их любили — если хотели на что-то надеяться.

И я с корешами махнул в Денвер — по­смотреть на RAMONES в “Эббетс филд”. Они разогревали зал перед тогдашней сенса­цией — Nite City с Рэем Манзареком из DOORS и Найджелом Харрисоном из Silverhead — он еще потом в Blondie ушел. Джонни взял первый аккорд, и это было чер­товски громко! Я обернулся — в зале сидели люди со стрижками типа Джони Митчелл и ла­кированными бородами, которые нервно при­хлебывали свои напитки, явно желая оказаться где-нибудь подальше отсюда. И я подумал: вот это то, что надо!

RAMONES просто были ЖИВЫМИ. Они гово­рили всем своим видом: “Ребятки, мы вовсе не супермены. Мы не звезды типа Джимми Пейджа, Принса, Дэвида Боуи или даже Игги. Мы просто люди, ваши соседи! Мы может быть и ВАМИ. Рискните!”

ПБ: Они играли такую роль…

ДБ: И да, и нет. Они были очень просты — я мог взять гитару и тут же ударить по струнам, и получилось бы не хуже. Только стой да пой, и ты — такой же. Да к тому же они были очень доступны, отвечали на чьи угодно воп­росы. Я говорил с ними, словно они Bachman Turner Overdrive, но все пространство за сце­ной было полностью открыто — никакой охра­ны, никого!

ПБ: Ты думаешь, что это важно?

ДБ: Ну, в общем, да… но вот в нашей раз­девалке в Лос-Анджелесе не было никого, и пока мы играли на одном Новогоднем вече­ре, кто-то вошел и спер все мое шмотье. Ну скажи на милость, зачем ему мои контактные линзы? Зачем ему водительские права? А моя одежда — ведь она могла ему не подойти?

И вот эти люди, которые воруют вещи, они создают необходимость воздействия закона на личности, и мы все их знаем и ненавидим. В результате раздевалки закрывают, но одновременно для нас закрывают и площадки!

ПБ: Так что же, ты считаешь, случилось с RAMONES?

ДБ: Они потеряли меня, как поклонника, когда в 1980-м Джои призывал всех голосо­вать за Рейгана, потому что считал, что тот “вернет Америке ее гордость”. Один мой знакомый, который знал всех гораздо лучше меня, сказал так: “Они потеряли озоновый слой. Они болтаются вместе с другими коман­дами, общаются с людьми из индустрии зву­козаписи…”

This entry was posted in magazines, Music, rock culture and tagged , . Bookmark the permalink.