Сучилин: Все это напоминает мне один анекдот (Рассказывает поучительный половой анекдот с сильным грузинским акцентом). Гурьев: В оправдание всех творцов, которые столь неразборчивы в отношении мастурбации и прочее. Нужно сказать, что рефлексия сознания разрушает динамику спонтанности, и с этим противоречием справиться никто не в силах.
Трейси: Я не разделяю душу и тело. Хотя, может быть, благодаря излишней мастурбации эти вещи отделяются друг от друга. Гурьев: Может быть. Надо подчеркнуть, краеугольным камнем философии фашизма было именно разрушение рефлексии. Сучилин: Так ведь еще Клагес поднял эту проблему, что дух и тело уничтожают душу. Это вроде была гуманистическая установка, – но реализовалась она почему-то в фашистской программе. Можно, конечно, десять раз говорить о том, что есть эзотерический фашизм, алгебраический фашизм, гомосексуальный фашизм, стоматологический фашизм, мышиный фашизм, гурджиевский фашизм. Трейси, что ты думаешь о Гурджиеве? Трейси: Я не имел контакта с гурджиевским учением, за исключением способов обучения Р. Фриппа, для которого Гурджиев большой авторитет. Гурджиев повлиял на идеи Фриппа о дисциплине – соответственно и на альбом “Дисциплина”. Речь идет не о внешней дисциплине, a о внутренней, которая должна, может быть, уничтожить внутреннюю интеллигентность.
Гурьев: Наверное, эта граница между внешней и внутренней дисциплиной – и есть граница между мечтой и реальностью, о которой я говорил. Кстати, касательно Фриппа, насколько адекватно его эзотерическая духовность получает музыкальное воплощение и что лично Трейси может поймать в этом претворении? Трейси: Духовность – это личное дело каждого индивидуума, поэтому я не буду говорить о личной духовности Фриппа, и мой личный опыт, который я получаю от этой духовности – это тоже мое личное дело. А музыка, как таковая, не является личным делом.